Я засыпал в заброшенном домике, то ли в уже в лесу, то ли еще на опушке, трухлявом, рассыпающемся от недостатка доброго человеческого участия - таком же, как я сам. Всепроникающий запах плесени и сырости, трухлявого дерева, мышиного помета и чего-то невообразимого, но тошнотворного преследовал меня даже во сне, прорываясь сквозь кислую вонь грязных тряпок, в которые пришлось зарыться для тепла, свалив их в дальнем углу, подальше от дыры в полу, набитой стеклянным и железным ломом.
С рассветом нужно было встать и идти, все равно холод не дал бы спать дальше. Я шел на восток, потому что там может быть лучше, потому что там я смогу найти работу(возможно) и потому что на юге я уже побывал. И засыпая, я надеялся только на то, что сигареты со спичками в нагрудном кармане не слишком отсыреют до утра.
Белый потолок смотрит на меня сверху вниз и усмехается.
Я не думал, что увижу что-то белое до зимы.
После падения из сна в бодрствование - резкого, головокружительного, - Сфинкс долго не понимал, где он. Так и лежал навзничь, как парализованный, глядел вверх, на эту известковую белизну и пытался вспомнить, где он, что он. Когда проснулось желание закурить, он потянулся к нагрудному карману - и вдруг понял все. Или почти все. Он снова безрукий. Он больше не в том странном и жутком месте. Он в Могильнике, лежит в изоляторе - значит, заболел. Он - как-то - вернулся. Здесь снова будет Слепой, и стая, и весь Дом и протезы, и пластинки, а доберманов и пива вместо воды, и нищеты, и Леса, и безработицы, и рук, с которыми можно найти работу, если постараться - не будет.
Такие дела.
…
А может, ничего и не будет вообще. Шесть лет прошло. Может, стая выпустилась уже. Может, он и не в Могильнике вовсе, а в другом месте. Дом снесли, распустили детей, разогнали по интернатам, сломали все его разрисованные и исписанные стены, сровняли с землей. Наверное, он потому и проснулся - Дома нет, нечему удерживать души Там. Теперь есть только один мир, и надо учиться обитать в нем, потеряв шесть лет местной жизни.
Я сам не понял, почему испугался так, решив, что Дома больше нет. Дома, который я часто проклинал Там. Дома, где происходят такие страшные(и прекрасные) вещи. Дома, где я увидел белый кораблик в алом море. Моего дома. Этот страх парализовал меня до прихода врачей. До зеркала, перед которым я разрыдался от облегчения - и потому что жизнь придется проживать заново. Потому что я подросток, уже почти-что-взрослый-человек в теле ребенка. Потому что Дом снова подшутил надо мной.
осень 2014